В эксклюзивном интервью Bigness.Ru - экономическому приложению Pravda.Ru директор Центра изучения мировых энергетических рынков Института энергетических исследований РАН Вячеслав Кулагин рассказал, почему страны ОПЕК так обеспокоены снижением цен на нефть и должна ли Россия поддерживать решение других крупных нефтедобывающих держав о сокращении объемов добычи черного золота на 0,5 миллиона баррелей в сутки. 

Прошедшие в Вене переговоры стали третьей встречей, проведенной на высшем уровне представителями крупных нефтедобывающих стран, в том числе членов ОПЕК. Почему колебания цен на нефть сегодня вызывают такое беспокойство? 

Как известно, практически для всех членов ОПЕК тот уровень цены в 100 долларов является наиболее приемлемым, опускаться ниже него ни для кого не интересно. Причем, что важно отметить, что этот уровень является приемлемым и для потребителей. Потому что, допустим, если цена на нефть опустится ниже, то у тех же США будут проблемы с окупаемостью новых проектов нетрадиционной разработки нефти. У той же Европы будут проблемы с рентабельностью ее проектов и так далее. То есть тут достаточно серьезный вопрос, тем более, что  у нас и цены на газ зависят от цен на нефть. Соответственно, падение цен на нефть увеличит зависимость Европы от российских поставок, что тоже в текущей ситуации не очень интересно. Поэтому 100 долларов - это в принципе, такой уровень цены, который интересен и привлекателен для всех. Поэтому позиция ОПЕК в этом отношении вполне оправдана и мне кажется, заслуживает уважения. 

Должна ли Россия поддержать членов ОПЕК в решении сократить объемы добычи нефти для удержания цены черного золото в районе 100 долларов за баррель?

Что касается России, во-первых, мы уже можем посмотреть статистические данные, там видно, что у ряда российских компаний сейчас добычи находятся не на уровне ОПЕК, то есть, есть некий спад в этом году, поэтому поставки на мировые рынки на сегодняшний день ниже тех высоких отметок, которые мы видели несколько лет назад. То есть фактически Россия уже невольно квотировала свой экспорт. То есть она его в последние годы не повышала, сдерживала, а где-то даже уходила вниз. Поэтому Россия тут уже свою роль, можно сказать, сыграла. Правда, это было не какое-то политическое решение, а просто вопрос внутренней добычи, вопрос внутреннего спроса и графика разработки месторождения, кода проекта и так далее.

Почему традиционно говорится, что Россия не очень заинтересована, чтобы совместно с ОПЕКом заниматься квотированием и принимать какие-то совместные решения?

Дело в том, что у нас реализуются достаточно сложные проекты. И меньше возможностей, чем у стран ОПЕК, по гибкому вводу, замораживанию и так далее. То есть мы не можем так гибко работать с проектами. Это немножко другая цепочка. Поэтому для России только в крайних случаях следует прибегать к таким мерам квотирования, если на рынке уже что-то слишком серьезное происходит. А этого нет.

Что мешает российским компаниям работать с проектами в гибком режиме?

Если в Саудовской Аравии есть определенные ближневосточные поставщики, они могут держать, скажем так, определенные проекты в полузамороженном состоянии, когда надо впускать на рынок, замораживать и так далее, то у нас проекты более сложные, как правило, они включают сложную цепочку инвестиций.  И заморозка любого проекта или его приостановка очень серьезно скажется на бизнесе компании и на тех прибылях, которые она получает. Поэтому где-то это просто технически приведет к неправильному графику освоения месторождений, неоптимальному, а где-то это фактически нарушение  технологического процесса. А где-то это просто с экономической точки зрения может негативно отразиться на показателях компании. Поэтому в российской нефтянке, применение таких мер должно носить достаточно осторожный характер.