России нужно объединять свои усилия не с ОПЕК, а с основными потребителями своих углеводородных ресурсов. Такое мнение высказали участники круглого стола на тему «Глобальная энергобезопасность и международные финансовые механизмы управления рисками», прошедшего в Комитете по бюджету Совета Федерации РФ.
В результате стремительного падения цен на нефть с июля прошлого года (более, чем в три раза), активизировались разговоры о возможности для стран-экспортеров диктовать свою волю (а, точнее, цены) странам-потребителям. Однако ситуация в той же организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) показала разобщенность нефтедобывающих государств. Снижение объемов добычи нефти – очевидный инструмент воздействие на стоимость черного золота – происходит крайне медленно, а каждое новое снижение планки дается с боем.
Возможно, новую энергетическую политику России стоит строить в связке с потребителями, связь с которыми построена на взаимной зависимости, считают эксперты.
«Взаимозависимость между производителями и потребителями энергоресурсов – общее место. Но сегодня говорить об этом приходится, потому что баланс интересов ОПЕК и МЭА, установленный после нефтяных кризисов прошлого века, вновь нарушен», - считает Михаил Маргелов, председатель комитета по международным делам Совета Федерации РФ. В своем докладе он указал на рост влияния экспортеров, не входящих в ОПЕК. В сфере потребления у развитых стран появились конкуренты – прежде всего, новые экономические центры Азии. Вопросы энергетической безопасности обострились – время сговора двух картелей, ОПЕК и МЭА прошло, считает сенатор. По его мнению, пришло время институционального оформления взаимосвязей между теми, кто производит, и теми, кто потребляет энергоресурсы. И кооперация, по словам Маргелова, самый очевидный такой институт.
От стран ОПЕК нас каменной стеной отделяет значительная разница в себестоимости добычи, что лишает схожести проблем России и стран картеля, отметил на «круглом столе» профессор Государственного Университета Пенсильвании Барри Икес.
«Здесь (в России – прим. ред.) присутствует большой риск для инвесторов, которые должны будут инвестировать огромные средства (в развитие нефте- и газодобычи – прим. ред.), а от падения цен на нефть их никто не страхует», - сказал он. Американский профессор отметил, что, когда цена на нефть высока, Запад хочет от России инвестирования в новые месторождения в Сибири, чтобы увеличить поставки. А когда цены падают, например как сейчас, со $140 до $45 за баррель, получается, что все расходы ложатся на Россию.
Ему вторит научный руководитель Института финансовых исследований (ИФИ) Андрей Вавилов. «На освоение нефте- и газоносных районов (шельф Арктики, Восточная Сибирь) нужны сотни миллиардов долларов. Даже на освоение новых месторождений на севере уже действующих провинций (например, п-ова Ямал) нужны десятки миллиардов», - отметил он.
При этом фактором неопределенности является изменчивость уровня цены на нефть. По словам А. Вавилова, предпосылок к возвращению к сверхвысоким ценам на «черное золото» нет. «Долгосрочные периоды (5—15 лет) стабильно высоких цен, на что можно было бы рассчитывать при принятии инвестиционных решений, отсутствуют», - сказал экономист, демонстрируя графики. Действительно, за длительный период (с 1949 г. по настоящее время) ценовой тренд положительный, но рост в среднем за год составляет всего около 1,6%.
«Согласно тренду стоимость барреля в настоящее время должна находиться на уровне $50 или даже меньше. Так почему же она должна вернуться на прежние уровни $100—150 за баррель или быть выше $200—300? У нас нет оснований на это надеяться, поэтому рекомендуем исходить из цены в $50 за баррель в ближайшие 5—10 лет», - заявил научный руководитель ИФИ.
Выходом из этого замкнутого круга, который обусловлен высокой волатильностью нефтяных цен, участники «круглого стола» считают переход к кооперации между Россией и потребителями её углеводородов, в частности, в лице западных стран.
Эксперты убеждены: нефть и газ еще долго будут доминировать в мировом энергетическом балансе, и Россия, соответственно, еще долго будет играть роль одного из ведущих поставщиков.
Да, действительно, для обеспечения национальной энергобезопасности страны потребители стремятся к снижению импорта энергоносителей. Например, много внимания уделяется программам альтернативных технологий и расширения добычи в шельфах и заповедных регионах. Однако реальных возможностей для обеспечения энергобезопасности собственными средствами у развитых стран не так много, считает А. Вавилов.
Потенциал энергосбережения в рамках базовых технологий в основном был реализован уже к концу 1980-х годов. В основном программы альтернативной энергетики реализуются за счет налогоплательщиков в интересах определенных групп влияния и по политическим соображениям. При этом экономическая эффективность таких программ во многих случаях сомнительна.
Доля энергопотребления в конечном выпуске развитых стран относительно невелика, констатирует экономист. Это результат технологических сдвигов, осуществленных начиная с 1970-х годов и нацеленных на замещение энергопотребления капиталом.
Однако к настоящему времени возможности дальнейшего замещения исчерпаны, что и определяет энергозависимость развитых экономик. Она характеризуется жесткой технологической дополняемостью энергии и производственного капитала (что выражается в неизменности пропорций этих двух факторов производства). Сам по себе капитал не является продуктивным, реальное значение имеет так называемый энергообеспеченный капитал (например, автомобиль без бензина — всего лишь набор деталей). Возможности замещения энергии капиталом существенно ограничены, то есть трудно снизить энергоемкость производства за счет увеличения капитальных затрат.
В таких условиях недостаточные инвестиции в новые месторождения и недостаточное предложение нефти приводят к падению реальной доходности капитала (отдача от автомобиля при отсутствии бензина равна нулю или отрицательна с учетом затрат на стоянку).
В свою очередь Михаил Маргелов отметил, что серьезные эксперты считают пока что уязвимыми все антинефтяные стратегии. В особенности, если речь идет об альтернативном моторном топливе. Более того, пределы наличных ресурсов нефти и природного газа никем сколько-нибудь точно не установлены, подчеркнул он. Все расчеты и выводы делаются на основе техники и технологий сегодняшнего дня. «Я согласен с теми, кто считает ограниченность нефтяных ресурсов “концепцией, которую невозможно измерить», - говорит сенатор.
Чтобы хотя бы частично нивелировать такую цикличность, нужно перераспределить инвестиционные риски между сторонами, считает Андрей Вавилов. Но этот путь затруднен из-за того, что национальные власти, как правило, действуют в своих интересах без учета интересов других сторон. Такое поведение особенно остро проявляется в кризисных ситуациях.
Известно, что Россия ведет энергетический диалог с США и Евросоюзом, напомнил Михаил Маргелов. Но это неровные диалоги, которые постоянно прерываются. И не из-за выгод или убытков, а в силу политических обстоятельств. Термин «стратегическое партнерство» применительно к отношениям Москвы с Вашингтоном и Брюсселем уже никто не использует. И российские предложения энергетической кооперации с Евросоюзом столкнутся, скорее всего, со встречными требованиями в духе Европейской энергетической хартии. А Транзитный протокол к этой хартии Россия ратифицировать не хочет. В том числе потому, что это протокол односторонних преимуществ и кооперации не предусматривает. Такая позиция противоречит организационной стороне дела, когда отношения между предприятиями разных стран базируются на долгосрочных интересах. В области энергетики и сегодня, и завтра Россия и Евросоюз друг к другу попросту привязаны, будь то поставки газа или нефти. А энергетическая идеология Брюсселя распространяется на все виды энергоресурсов.
В рамках кооперативных стратегий можно договариваться о международном перераспределении рисков инвестирования, используя рыночные механизмы и возможности межгосударственного сотрудничества, уверен Андрей Вавилов. Это значит, что страны-потребители берут на себя часть рисков разработки и добычи нефти и газа, тогда как страны-производители участвуют своими финансовыми ресурсами в глобальном производстве.
В рамках таких стратегий возможно создание механизмов для международного обмена и управления рисками.
Обмен рисками взаимовыгоден и осуществим на рыночной основе с помощью финансовых механизмов участия в собственности и управлении зарубежными компаниями. Разумеется, государственный контроль над нефтегазовыми ресурсами России должен в любом случае сохраниться.
Например, Россия могла бы уступить участникам мирового рынка свои явно избыточные риски в обмен на альтернативные. Можно обменять доли в «Газпроме» или «Роснефти» на доли в лучших зарубежных компаниях в сфере высоких технологий. Государственный портфель активов может включать акции EADS-Airbus, Boeing, IBM, Siemens и др. (примеры, конечно, условные). Надо «ловить момент»: когда кризис закончится, покупать эти активы будет уже не так выгодно, уверен глава ИФИ.
Сергей Малинин